Казаки под ляояном. Сражение у реки шахэ Сражение под ляояном кратко

Командующие
А. Н. Куропаткин Ивао Ояма

Обстановка перед сражением

После неудачной попытки в июне 1904 года деблокировать осаждённый Порт-Артур Южная группа русских войск под командованием генерала Н.П. Зарубаева (3 корпуса) отошла на дальние подступы к Ляояну (Лайону), где соединилась с Восточной группой генерала А.А. Бильдерлинга (2 корпуса), отступившей от реки Ялу , и заняла первый оборонительный (арьергардный) рубеж.

Второй этап

На рассвете 17 августа (30 августа) открыв огонь из 390 орудий по всему фронту русского расположения, все три японские армии одновременно атаковали эту позицию. Атаки японцев против центра и правого фланга были отражены короткими, но сильными контратаками с большими для них потерями. Однако для этого здесь были израсходованы почти все русские резервы и большая часть боеприпасов. На левом фланге, несмотря на контратаки русских войск, 1-я японская армия сумела, начав в ночь на 18 августа (31 августа) переправу через реку Тайцзыхэ , занять деревню Сыквантунь и ряд высот восточнее Ляояна. Куропаткин, не имея больше резервов и опасаясь обхода левого фланга армии, в ночь на 19 августа (1 сентября) отдал приказ об отходе на главную позицию. За счёт сокращения линии фронта и освобождения части войск Куропаткин рассчитывал создать кулак для парирования обходного движения и разгрома 1-й японской армии.

Третий этап

18 августа (31 августа) - 21 августа (3 сентября) развернулись бои за главную позицию. Сочетая упорную оборону укреплений с контратаками и вылазками, 2-й и 4-й Сибирские корпуса отразили атаки японцев в центре и на правом фланге. На левом фланге вечером 20 августа русская пехота в штыковой атаке выбила японцев из деревни Сыквантунь и с Нежинской сопки, но японцы вновь атаковали русские войска и в основном были отбиты, добившись лишь небольшого успеха под Сыквантунем, где им вновь удалось занять ряд высот и Сыквантунь, после отхода по приказу оттуда русских сил. Японское наступление здесь быстро выдохлось. Сражение затягивалось, исход его был не определён. Маршал Ояма, опасаясь контрудара русских войск по его ослабленной неудачными боями группировке, отдал приказ начать отступление от Ляояна в 6 часов утра 3-го сентября.

Маньчжурская армия, сохранявшая численное и позиционное преимущество над противником, имела все шансы завершить битву своей победой. Так не считал её командующий, генерал А. Н. Куропаткин, получивший разведдонесения, в которых говорилось, что армия Куроки, численность которой к тому же была сильно преувеличена, делает обходной манёвр и заходит в тыл русской армии. В ночь на 21 августа (3 сентября) он приказал своим войскам отступить на север, к городу Мукдену . Войска начали отступление в 4 часа утра за 2 часа до начала японского отступления. Отход русской армии происходил в полном порядке.

Уход русских войск был для японского командования полной неожиданностью. Около 18 часов 21 августа (3 сентября) японцы предприняли атаку на русский арьергард, но были отбиты.

22 августа (4 сентября) японцы заняли оставленный Ляоян. Преследовать русских Ояма не решился, опасаясь перехода русской армии в наступление.

Итоги сражения

Потери

В результате Ляоянского сражения русская армия потеряла 531 офицера (в том числе 7 генералов), из них убитыми 95 человек (в том числе 2 генерала (генерал-майор Мартсон Л.В. и генерал-майор Рутковский И.С.) и 2 командира полка) и 16 493 рядовых и унтер-офицеров, из них убитыми менее трёх тысяч.

Напишите отзыв о статье "Сражение при Ляояне"

Примечания

Литература

  • В. Полянской. // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). - СПб. , 1906. - Т. доп. II. - С. 116-117.

Ссылки

Отрывок, характеризующий Сражение при Ляояне

Во все время переезда Денисов ни слова не говорил больше с Петей и ехал молча. Когда подъехали к опушке леса, в поле заметно уже стало светлеть. Денисов поговорил что то шепотом с эсаулом, и казаки стали проезжать мимо Пети и Денисова. Когда они все проехали, Денисов тронул свою лошадь и поехал под гору. Садясь на зады и скользя, лошади спускались с своими седоками в лощину. Петя ехал рядом с Денисовым. Дрожь во всем его теле все усиливалась. Становилось все светлее и светлее, только туман скрывал отдаленные предметы. Съехав вниз и оглянувшись назад, Денисов кивнул головой казаку, стоявшему подле него.
– Сигнал! – проговорил он.
Казак поднял руку, раздался выстрел. И в то же мгновение послышался топот впереди поскакавших лошадей, крики с разных сторон и еще выстрелы.
В то же мгновение, как раздались первые звуки топота и крика, Петя, ударив свою лошадь и выпустив поводья, не слушая Денисова, кричавшего на него, поскакал вперед. Пете показалось, что вдруг совершенно, как середь дня, ярко рассвело в ту минуту, как послышался выстрел. Он подскакал к мосту. Впереди по дороге скакали казаки. На мосту он столкнулся с отставшим казаком и поскакал дальше. Впереди какие то люди, – должно быть, это были французы, – бежали с правой стороны дороги на левую. Один упал в грязь под ногами Петиной лошади.
У одной избы столпились казаки, что то делая. Из середины толпы послышался страшный крик. Петя подскакал к этой толпе, и первое, что он увидал, было бледное, с трясущейся нижней челюстью лицо француза, державшегося за древко направленной на него пики.
– Ура!.. Ребята… наши… – прокричал Петя и, дав поводья разгорячившейся лошади, поскакал вперед по улице.
Впереди слышны были выстрелы. Казаки, гусары и русские оборванные пленные, бежавшие с обеих сторон дороги, все громко и нескладно кричали что то. Молодцеватый, без шапки, с красным нахмуренным лицом, француз в синей шинели отбивался штыком от гусаров. Когда Петя подскакал, француз уже упал. Опять опоздал, мелькнуло в голове Пети, и он поскакал туда, откуда слышались частые выстрелы. Выстрелы раздавались на дворе того барского дома, на котором он был вчера ночью с Долоховым. Французы засели там за плетнем в густом, заросшем кустами саду и стреляли по казакам, столпившимся у ворот. Подъезжая к воротам, Петя в пороховом дыму увидал Долохова с бледным, зеленоватым лицом, кричавшего что то людям. «В объезд! Пехоту подождать!» – кричал он, в то время как Петя подъехал к нему.
– Подождать?.. Ураааа!.. – закричал Петя и, не медля ни одной минуты, поскакал к тому месту, откуда слышались выстрелы и где гуще был пороховой дым. Послышался залп, провизжали пустые и во что то шлепнувшие пули. Казаки и Долохов вскакали вслед за Петей в ворота дома. Французы в колеблющемся густом дыме одни бросали оружие и выбегали из кустов навстречу казакам, другие бежали под гору к пруду. Петя скакал на своей лошади вдоль по барскому двору и, вместо того чтобы держать поводья, странно и быстро махал обеими руками и все дальше и дальше сбивался с седла на одну сторону. Лошадь, набежав на тлевший в утреннем свето костер, уперлась, и Петя тяжело упал на мокрую землю. Казаки видели, как быстро задергались его руки и ноги, несмотря на то, что голова его не шевелилась. Пуля пробила ему голову.
Переговоривши с старшим французским офицером, который вышел к нему из за дома с платком на шпаге и объявил, что они сдаются, Долохов слез с лошади и подошел к неподвижно, с раскинутыми руками, лежавшему Пете.
– Готов, – сказал он, нахмурившись, и пошел в ворота навстречу ехавшему к нему Денисову.
– Убит?! – вскрикнул Денисов, увидав еще издалека то знакомое ему, несомненно безжизненное положение, в котором лежало тело Пети.
– Готов, – повторил Долохов, как будто выговаривание этого слова доставляло ему удовольствие, и быстро пошел к пленным, которых окружили спешившиеся казаки. – Брать не будем! – крикнул он Денисову.
Денисов не отвечал; он подъехал к Пете, слез с лошади и дрожащими руками повернул к себе запачканное кровью и грязью, уже побледневшее лицо Пети.
«Я привык что нибудь сладкое. Отличный изюм, берите весь», – вспомнилось ему. И казаки с удивлением оглянулись на звуки, похожие на собачий лай, с которыми Денисов быстро отвернулся, подошел к плетню и схватился за него.
В числе отбитых Денисовым и Долоховым русских пленных был Пьер Безухов.

О той партии пленных, в которой был Пьер, во время всего своего движения от Москвы, не было от французского начальства никакого нового распоряжения. Партия эта 22 го октября находилась уже не с теми войсками и обозами, с которыми она вышла из Москвы. Половина обоза с сухарями, который шел за ними первые переходы, была отбита казаками, другая половина уехала вперед; пеших кавалеристов, которые шли впереди, не было ни одного больше; они все исчезли. Артиллерия, которая первые переходы виднелась впереди, заменилась теперь огромным обозом маршала Жюно, конвоируемого вестфальцами. Сзади пленных ехал обоз кавалерийских вещей.
От Вязьмы французские войска, прежде шедшие тремя колоннами, шли теперь одной кучей. Те признаки беспорядка, которые заметил Пьер на первом привале из Москвы, теперь дошли до последней степени.
Дорога, по которой они шли, с обеих сторон была уложена мертвыми лошадьми; оборванные люди, отсталые от разных команд, беспрестанно переменяясь, то присоединялись, то опять отставали от шедшей колонны.
Несколько раз во время похода бывали фальшивые тревоги, и солдаты конвоя поднимали ружья, стреляли и бежали стремглав, давя друг друга, но потом опять собирались и бранили друг друга за напрасный страх.
Эти три сборища, шедшие вместе, – кавалерийское депо, депо пленных и обоз Жюно, – все еще составляли что то отдельное и цельное, хотя и то, и другое, и третье быстро таяло.
В депо, в котором было сто двадцать повозок сначала, теперь оставалось не больше шестидесяти; остальные были отбиты или брошены. Из обоза Жюно тоже было оставлено и отбито несколько повозок. Три повозки были разграблены набежавшими отсталыми солдатами из корпуса Даву. Из разговоров немцев Пьер слышал, что к этому обозу ставили караул больше, чем к пленным, и что один из их товарищей, солдат немец, был расстрелян по приказанию самого маршала за то, что у солдата нашли серебряную ложку, принадлежавшую маршалу.
Больше же всего из этих трех сборищ растаяло депо пленных. Из трехсот тридцати человек, вышедших из Москвы, теперь оставалось меньше ста. Пленные еще более, чем седла кавалерийского депо и чем обоз Жюно, тяготили конвоирующих солдат. Седла и ложки Жюно, они понимали, что могли для чего нибудь пригодиться, но для чего было голодным и холодным солдатам конвоя стоять на карауле и стеречь таких же холодных и голодных русских, которые мерли и отставали дорогой, которых было велено пристреливать, – это было не только непонятно, но и противно. И конвойные, как бы боясь в том горестном положении, в котором они сами находились, не отдаться бывшему в них чувству жалости к пленным и тем ухудшить свое положение, особенно мрачно и строго обращались с ними.
В Дорогобуже, в то время как, заперев пленных в конюшню, конвойные солдаты ушли грабить свои же магазины, несколько человек пленных солдат подкопались под стену и убежали, но были захвачены французами и расстреляны.
Прежний, введенный при выходе из Москвы, порядок, чтобы пленные офицеры шли отдельно от солдат, уже давно был уничтожен; все те, которые могли идти, шли вместе, и Пьер с третьего перехода уже соединился опять с Каратаевым и лиловой кривоногой собакой, которая избрала себе хозяином Каратаева.
С Каратаевым, на третий день выхода из Москвы, сделалась та лихорадка, от которой он лежал в московском гошпитале, и по мере того как Каратаев ослабевал, Пьер отдалялся от него. Пьер не знал отчего, но, с тех пор как Каратаев стал слабеть, Пьер должен был делать усилие над собой, чтобы подойти к нему. И подходя к нему и слушая те тихие стоны, с которыми Каратаев обыкновенно на привалах ложился, и чувствуя усилившийся теперь запах, который издавал от себя Каратаев, Пьер отходил от него подальше и не думал о нем.
В плену, в балагане, Пьер узнал не умом, а всем существом своим, жизнью, что человек сотворен для счастья, что счастье в нем самом, в удовлетворении естественных человеческих потребностей, и что все несчастье происходит не от недостатка, а от излишка; но теперь, в эти последние три недели похода, он узнал еще новую, утешительную истину – он узнал, что на свете нет ничего страшного. Он узнал, что так как нет положения, в котором бы человек был счастлив и вполне свободен, так и нет положения, в котором бы он был бы несчастлив и несвободен. Он узнал, что есть граница страданий и граница свободы и что эта граница очень близка; что тот человек, который страдал оттого, что в розовой постели его завернулся один листок, точно так же страдал, как страдал он теперь, засыпая на голой, сырой земле, остужая одну сторону и пригревая другую; что, когда он, бывало, надевал свои бальные узкие башмаки, он точно так же страдал, как теперь, когда он шел уже босой совсем (обувь его давно растрепалась), ногами, покрытыми болячками. Он узнал, что, когда он, как ему казалось, по собственной своей воле женился на своей жене, он был не более свободен, чем теперь, когда его запирали на ночь в конюшню. Из всего того, что потом и он называл страданием, но которое он тогда почти не чувствовал, главное были босые, стертые, заструпелые ноги. (Лошадиное мясо было вкусно и питательно, селитренный букет пороха, употребляемого вместо соли, был даже приятен, холода большого не было, и днем на ходу всегда бывало жарко, а ночью были костры; вши, евшие тело, приятно согревали.) Одно было тяжело в первое время – это ноги.

Ляоянское сражение и спираль истории August 24th, 2015

24 августа 1904 года в Маньчжурии началось Ляоянское сражение. Казалось, что период бесконечного отступления русских армий завершился. И русская и японская стороны довольно хорошо представляли себе, что будущая битва будет решающей, переломной в войне на суше.

После неудачной попытки в июне 1904 деблокировать осаждённый Порт-Артур, Южная группа русских войск под командованием генерала Н.П. Зарубаева (3 корпуса) отошла на дальние подступы к Ляояну, где соединилась с Восточной группой генерала А.А. Бильдерлинга (2 корпуса), отступившей от реки Ялу, и заняла первый оборонительный (арьергардный) рубеж.

русская пехота марширует по Ляояну

В начале сражения русская Маньчжурская армия насчитывала 128 тыс. человек и 606 артиллерийских орудий. Во время сражения русская армия усилилась 1-м армейским корпусом, переброшенным по железной дороге из центральной России. В тылу армии, под руководством военного инженера К.И. Величко, завершалось оборудование передовой и главной оборонительной позиций.

русские полевые укрепления под Ляояном

Опираясь на эти позиции, командующий Маньчжурской армией генерал А.Н. Куропаткин намечал перейти к обороне, отдавая тем самым инициативу действий в руки японцев. Еще раньше Куропаткин заявил: «От Ляояна я не уйду, Ляоян — моя могила!»

одно из русских полевых укреплений под Ляояном

Маньчжурской армии противостояли 1, 2 и 4-я японские армии (всего 126 тыс. человек и 508 артиллерийских орудий). Несмотря на меньшие силы, главнокомандующий японскими армиями маршал И.Ояма планировал овладеть оборонительными рубежами русских войск, а затем охватывающими ударами по флангам окружить и уничтожить русскую армию.

маршал И.Ойяма генерал А.Н. Куропаткин

24 августа 1-я японская армия генерала Куроки начала наступление в обход левого фланга Восточной группы русских войск. 26 августа 4-я армия генерала Нодзу и 2-я армия генерала Оку развернули наступление против Южной группы русских войск. Атаки японцев на всех направлениях были отбиты. Однако Куропаткин, основываясь на преувеличенных данных о силах противника, и не использовав всех возможностей обороны на первом рубеже, приказал войскам Маньчжурской армии отойти на 2-й оборонительный рубеж.

русские солдаты в сражении при Ляояне

30 августа все 3 японские армии одновременно атаковали эту позицию. Атаки японцев против центра и правого фланга были отражены короткими, но сильными контратаками с большими для них потерями. На левом фланге, несмотря на контратаки русских войск, 1-я японская армия сумела занять Сыкваньтунь и ряд высот восточнее Ляояна, но развить наступление у неё не хватило сил.

Создавшаяся обстановка позволяла русской армии нанести контрудар и разгромить 1-ю японскую армию. Однако Куропаткин, опасаясь обхода левого фланга армии, отдал приказ об её отходе на главную позицию. За счёт сокращения линии фронта и освобождения части войск Куропаткин рассчитывал создать кулак для парирования обходного движения и разгрома 1-й японской армии. С 31 августа по 3 сентября развернулись бои за главную позицию. Сочетая упорную оборону укреплений с контратаками и вылазками, 2-й и 4-й Сибирские корпуса отразили атаки японцев в центре и на правом фланге. На левом фланге контрударами 1-го и 3-го Сибирских корпусов в районе д. Сыкваньтунь наступление армии Куроки тоже было остановлено. Тем не менее 3 сентября Куропаткин отдал приказ об отступлении к Мукдену.

японская пехота в сражении при Ляояне

Это и был тот самый переломный момент в борьбе на суше. Бывший английский наблюдатель при штабе маршала Ойямы, генерал Ян Гамильтон, наблюдавший за ходом сражения под Ляояном, в своей книге «Записки штабного офицера» регулярно отмечает последовательные успехи русских в этом бою. Он пишет, что японский командующий Ойяма уже отдал распоряжение своему штабу об общем отступлении, но «в то время, как судьбы Японии уже лежали на весах истории, русские начали свое отступление к Мукдену».

генерал Ян Гамильтон в японском штабе под Ляояном

Как видно из многих описаний очевидцев и участников Ляоянского боя, солдаты и простые офицеры чувствовали и сознавали, что победа на нашей стороне. Не понимал этого только сам командующий Российской армией, генерал-адъютант А.Н. Куропаткин. И вместо приказа общего наступления на противника всеми имеющимися силами, он отдал приказ об отступлении, испугавшись глубокого обхода своего левого фланга сравнительно незначительными силами японцев, не оказав, однако, никакого достаточного противодействия этому рискованному для японцев движению. Мало-мальски способный полководец легко мог ликвидировать этот обход японцев, имея численное превосходство в силах и занимая заблаговременно укрепленную позицию на выбранной им самим местности. При этом уместно вспомнить, что в последний, критический момент боя, как свидетельствует генерал Гамильтон, японцы бросили в боевые линии все, что могли, включая лазаретных служителей.

Японские солдаты приветствуют генерала Куроки в Ляояне

Столь же однозначно высказался о Куропаткине и полковник Бардонно, военный представитель Италии при штабе русской Маньчжурской армии. В своем донесении в итальянский Генштаб Бардонно отметил: «Ни разу в течение всей Ляоянской операции командующий русской армией не руководил событиями. Потеряв всякую веру в себя и в своих подчиненных, он пассивно подчинялся воле противника и, не будучи к этому вынужденным, покинул поле сражения, признав себя, таким образом, побежденным».

генерал Куропаткин во время сражения при Ляояне

Русская армия, мужественно и стойко отстаивавшая ляоянские укреплённые позиции, оставила их, не будучи побеждённой в бою. 4 сентября японцы заняли оставленный Ляоян. Преследовать русских Ояма не решился, опасаясь перехода русской армии в наступление. За 11 дней боёв японские войска потеряли 24 тыс. человек, русские — 16 тыс. человек. В оставленном русскими Ляояне, на железнодорожной станции города, японцы захватили огромные запасы военного снаряжения, продовольствия, одежды, боевых припасов. Все это имущество с огромными усилиями, но вовремя было доставлено сюда — за тысячи верст из европейской России. Отсюда, от Ляояна, готовилось мощное августовское наступление русских к Порт-Артуру, которое должно было деблокировать крепость.

русские войска отступают к Мукдену

Однпко все эти стратегические замыслы были повержены в прах. Русские солдаты, которые сделали все возможное для победы и фактически добились ее, теперь угрюмо брели на север, проклиная судьбу и бездарных командиров. Солдаты не могли не понимать, что отступлением к Мукдену их не спасают, а предают. Так же как предают и оставленный за триста верст к югу мужественно сражающийся Порт-Артур.

Это и есть та самая спираль истории, которая, к огромному несчастью, .

Этот стих пробрал меня до суставов и костей, потому что он совершенно точно про меня. Это я - от и до. Я ватник, я потомственный совок. Я в СССР рождён во время оно. Я чёрный хлеб. Я кирзовый сапог. Я воинской присяги звонкий слог И красные победные знамёна. Я не был на войне, но ту войну Я…

Оборона Порт-Артура. Сражение под Ляояном

После поражения корпуса генерала Штакельберга и занятия японцами порта Инкоу в Ляодунском заливе Порт-Артур оказался блокированным как с суши, так и с моря. Японцы приступили к методическим обстрелам крепости и ее внутреннего рейда, где базировалась Тихоокеанская эскадра. Русское командование приняло решение вывести эскадру во Владивосток. Однако после того, как она была обнаружена, японский флот попытался уничтожить ее в морском бою. Победа японцам не досталась, но часть русского флота была вынуждена вернуться назад в Порт-Артур, остальные же боевые корабли ушли в нейтральные порты, где и были разоружены.

Попытки штурма Порт-Артура в августе 1904 года оказались безуспешными. Одновременно развернулись боевые действия под городом Ляояном. Японца силами трех своих армий попытались окружить главные силы русских войск. Однако, натолкнувшись на сильное сопротивление, они остановились, а 1-я японская армия даже отступила. Генерал А.Н.Куропаткин, опасаясь за свои флаги и боясь потерять связь с тылом, все же принял решение об отступлении на север, к Мукдену, фактически оставив Порт-Артур без поддержки с суши.

Сражение у реки Шахэ

Подобная перегруппировка сил давала возможность русской армии перехватить инициативу.15(28) сентября генерал Куропаткин отдал приказ о наступлении. Сражение на реке Шахэ, начавшееся 22 сентября (5 октября) и продолжавшееся до 4 (17 октября), окончилось безрезультатно. Обессиленные тяжелыми потерями, противники перешли к обороне. Образовался позиционный фронт, боевые действия пробрели затяжной характер.

Традиционно считается, что Ляоянская битва — первое стратегически важное сражение Русско-японской войны — это образец успешного наступления небольшой, но инициативной армии японцев против превосходящей по численности, но безынициативной армии русских. Однако историческая правда свидетельствует о другом: японское наступление на Ляоян закончилось полным провалом, армия маршала Оямы была обескровлена и только преступный приказ генерала Куропаткина об отступлении с укрепленных позиций спас японцев от неизбежного поражения.

Непроснувшаяся Россия

Начавшаяся 27 января (9 февраля) 1904 года война с Японией продемонстрировала решимость и, главное, умение японцев воевать. Уже в первый день войны японцы торпедировали в Порт-Артуре два лучших русских броненосца («Цесаревич» и «Ретвизан»), а также бронепалубный крейсер «Паллада». В этот же день в корейском порту Чемульпо были потоплены новейший крейсер «Варяг» и канонерская лодка «Кореец».

Такое дерзкое начало боевых действий со стороны Японии должно было, казалось, всколыхнуть всю Россию, прежде всего ее военное ведомство. Сорок лет спустя, подобное же внезапное и результативное нападение японцев на Пёрл-Харбор мгновенно сплотило воедино американский народ. Высшее политическое руководство России обязано было, по логике, принять экстренные радикальные меры по мобилизации в кратчайшие сроки всего потенциала империи для достижения победы.

Русская пехота на пути в Маньчжурию

Морской офицер и известный историк В. Я. Крестьянинов, анализируя в одном из своих трудов те возможные военно-политические мероприятия, которые могла и должна была осуществить императорская власть, пишет о «поразительной безынициативности и непрофессионализме российского правительства».

В справедливости этого мнения трудно усомниться. Военное ведомство России массированно посылало, например, в действующую армию в Маньчжурии вновь мобилизованных ратников, так называемых запасных, что способствовало росту антивоенных настроений в стране, резко снижало боевой дух и практическую боеспособность войск. В это же самое время в западных регионах страны без дела стояла обученная армия постоянного состава в 1 млн человек, маялось «в парадах и маневрах» значительное число элитных гвардейских полков. Очевидное решение о немедленной отправке на фронт в Маньчжурию основных боеготовых войсковых соединений, вплоть до гвардии, пробилось в головы петербургских стратегов только на второй год войны — после череды бесславных и бессмысленных поражений.

С началом боевых действий возникло по всей стране массовое патриотическое движение в военных округах, академиях, кадетских корпусах и даже в университетах — за добровольческое участие в войне с Японией. При небольших, но энергичных усилиях правительства в кратчайшие сроки могли быть сформированы добровольческие полки, которые, вместе с гвардией, принесли бы на фронт необходимый дух жажды сражения и веры в победу.

Маньчжурская русская армия остро нуждалась в горных орудиях, в специальных артиллерийских повозках, в пулеметах Мадсена, в телефонных станциях. Это и другое ценное снаряжение в избытке имелось в западных военных округах, однако на фронт лучшая материальная часть просачивалась лишь тоненьким ручейком, хотя должна была направляться на восток бурным потоком.

Армейское командование, как и высшее руководство страны, даже после потери в один день пяти лучших кораблей, продолжало недооценивать боевой потенциал противника, с инфантильным безразличием наблюдало за методичным усилением японской сухопутной армии в Корее.

Главный тон в этом оркестре благодушия и инфантильности задавал, как ни странно, сам царь Николай II. В начале января 1904 года, еще до первых залпов войны, царский наместник во Владивостоке, адмирал Алексеев обратился к царю с запросом о способах действий русской армии и флота в случае начала войны с Японией. Алексеев предлагал с первых часов войны вывести Тихоокеанскую эскадру в море для противодействия высадке японской армии в Корее.

После пяти дней тягостного ожидания Николай II ответил своему наместнику телеграммой: «Желательно, чтобы японцы, а не мы открыли военные действия. Поэтому, если они начнут действия против нас, то вы не должны препятствовать их высадке в Южную Корею или на Восточный берег до Гензана включительно».

Понятно, что при такой «непротивленческой» позиции верховного владетеля империи, стратегическая инфантильность очень скоро свила себе уютное гнездышко в головах наиболее приближенных к царю военачальников. 15 апреля 1904 года (то есть через два с половиной месяца после начала войны!) командующий Маньчжурской армией, генерал А. Н. Куропаткин залихватски писал военному министру: «Японцы зашевелились на Ялу [река в Корее, первый русский оборонительный рубеж. — РП]; с радостью буду приветствовать их вступление в Маньчжурию; охотно можно устроить им золотой мост, лишь бы ни один из них не вернулся на родину. Вторжение японцев в Маньчжурию служило бы значительным указанием, что в этом направлении они двинут и свои главные силы».

Стратегическая бездарность Куропаткина становится очевидна уже при чтении последнего предложения: два с половиной месяца японцы концентрируют сухопутные силы на границе с Маньчжурией, а русский главковерх до сих пор в недоумении — куда же они все-таки намерены двинуть свои войска? А ну как на Петербург?!

Впрочем, в одном генерал Куропаткин оказался подлинным провидцем: Россия действительно устроила «золотой мост» для шествия японцев к победе. Только прямые материальные потери русских в войне с японцами составили колоссальную сумму в 500 млн рублей золотом. Косвенные же убытки (внешние и внутренние заимствования, девальвация рубля) достигли 2 млрд 300 млн рублей. Ну чем же не «золотой мост»?

Генерал Куропаткин: полководец или «плутоватый целовальник»?

Социальные лифты в эпоху последнего царя династии Романовых действовали подчас странным образом. В имперском, подчеркнуто сословном государстве они выносили из социальных низов на самый верх государственной иерархии отнюдь не ярких своим талантом, с кипучей энергией людей, а удобных, нарочито приземленных, хотя и трудолюбивых «серых мышек».

Таким был, например, адмирал Рожественский, бездарно сгубивший 2-ю эскадру при Цусиме. Или генерал Рузский — один из самых посредственных полководцев Первой мировой войны. Из этой же «боевой когорты» генерал Деникин, преступно разваливший Белую гвардию — Вооруженные силы Юга России. Весьма любопытным, по-своему, персонажем из сонма неродовитых «выскочек», сыгравших сугубо регрессивную, даже «черную» роль в истории России, стал мелкопоместный псковский помещик Алексей Николаевич Куропаткин.

Генерал Куропаткин. Источник: Библиотека конгресса США

Генерал-майор Генерального штаба Георгий Гончаренко оставил правдоподобный портрет генерала Куропаткина в революционном марте 1917 года. «Зал офицерского митинга был полон, — наблюдательно отмечает детали Гончаренко, — со всех сторон виднелись знакомые лица. Неподалеку от входных дверей, в ветхом, замызганном пальтишке с предусмотрительно срезанными с погон царскими вензелями, стоял генерал-адъютант Куропаткин. Его лицо смышленого мужичка, хозяина чайной или плутоватого целовальника, выражало живейшее любопытство. В острых щелочках глаз скользила хитренькая улыбка».

Этому человеку империя Романовых дала все. Шесть лет он был близким к царю, очень влиятельным военным министром; более полутора лет — главнокомандующим Маньчжурской армией; одиннадцать лет был членом Государственного совета, — и все эти годы получал от империи не просто хорошее, а богатейшее жалование. А пришел на офицерское собрание, демонстрируя подлейшую приспособляемость к революционным новинкам, в драном пальто. Вензеля на погонах «НикII» — символ своего многолетнего покровителя и благодетеля — не дрогнувшей рукой срезал, не устыдился...

Приспособленчество к обстановке, свою психологически глубинную трусость и, одновременно, истинно русское хитрованство генерал Куропаткин привнес в стиль своего руководства войсками. Он мог демонстрировать отеческую заботу о теплых шинелях для солдат, а через несколько часов трусоватым приказом выгнать этих же самых солдат из палаток под проливной дождь — заставить бесцельно отступать по раскисшим дорогам. Мог громогласно заявить своим офицерам: удерживаем позиции до последнего патрона, — но вдруг появлялось малозначащее донесение о якобы произошедшем изменении обстановки и, мгновенно, следовал противоположный приказ: оставляем позиции, отступаем.

Флюгерообразность Куропаткина, его искреннее, возможно даже органичное, на уровне генетики, желание соответствовать умонастроениям верховного российского «барина», царя Николая II, привели к самым негативным последствиям в ходе Русско-японской войны.

Громада планов и недооценка своих сил

Япония начала войну против России 27 января 1904 года. Генерал А. Н. Куропаткин был назначен главнокомандующим Маньчжурской армией 7 февраля, а 15 февраля того же года он предстал перед царем Николаем II с грандиозным планом военной кампании против «желтолицых япошек».

Таким образом, более 15 дней было затрачено на составление стратегического плана войны, который, по логике, давным-давно должен был быть разработан Генеральным штабом, а буквально с первого дня военных действий начать реализовываться.

Target="_blank">http://port-arthur.ucoz.ru)" src="http://rusplt.ru/netcat_files/userfiles3/31_07_14/lyaoyan_lysenko_04.jpg" style="width: 600px; height: 450px;" />

Отправка японских солдат на фронт. Источник:

План Куропаткина был удивительным сочетанием непомерных амбиций с явным неверием в уже имеющиеся на Дальнем Востоке военные силы. Предполагалось — поскольку этого желал сам царь — не мешать сосредоточению на континенте японской сухопутной армии. Генерал Куропаткин, в качестве главнокомандующего, «творчески» развил эту инфантильную мысль, — по его мнению оказывалось, что наличных армейских сил на Дальнем Востоке катастрофически мало. Шесть месяцев, постепенно отступая до района Ляоян-Хайчен, русская армия должна была «накапливать силы». Затем «русское христолюбивое воинство» должно было перейти в безудержное наступление и, сбросив противника в море, полностью очистить от японского присутствия Китай и Корею.

На завершающем этапе войны для обеспечения десантной высадки в Японию привлекался доблестный русский флот. В стране микадо русская армия (поскольку с японской армией к этому времени будет, конечно же, покончено) должны была заняться ни много ни мало «подавлением народного восстания».

Царь Николай II, по воспоминаниям влиятельного сановника С. Ю. Витте, — «был в восторге от плана Куропаткина». Еще бы! Ожидалась впечатляющая воображение десантная экспедиция в Японию. И дело оставалось по сути за малым — нужно было только разгромить японскую армию и сохранить русский флот — задачи, как следовало из убедительного доклада Куропаткина, не очень сложные.

Боеспособность русских сил на дальневосточном ТВД

Генерал Куропаткин упорно, возможно уверовав в это сам, убеждал царя, что сил русской армии в Маньчжурии явно недостаточно, чтобы остановить японцев на предманьчжурском, еще корейском рубеже обороны — реке Ялу. Это утверждение Куропаткина, мягко говоря, очень сильно расходилось с реальностью.

К началу войны с Японией русские сухопутные вооруженные силы насчитывали на театре военных действий 118 тысяч штыков и сабель, при 296 орудиях. Эти силы были вполне сопоставимы с первоначальной численностью японской экспедиционной армии. Генерал Куроки впервые перешел рубеж реки Ялу, располагая войсками численностью около 45 тысяч штыков.

Объективной проблемой, с которой действительно сталкивался генерал Куропаткин как главнокомандующий, было существенное рассредоточение русских сил.

К началу вторжения японских войск в Маньчжурию (15 апреля) дислокация русских войск фактически оставалась предвоенной, то есть за два с половиной месяца в единый кулак войска так и не собрали. В районе Инкоу-Дашичао располагался Южный отряд: 30 тысяч штыков и 88 орудий. На реке Ялу вдоль границы Кореи и Китая располагался Восточный отряд в составе 23 тысяч штыков и 62 орудий. Главные силы русской Маньчжурской армии находились в районе Хайчен-Ляоян-Мукден: 35 тысяч штыков и сабель, 90 орудий. На Квантунском полуострове было около 30 тысяч войск и 56 орудий, примерно такие же силы были сосредоточены у Владивостока.

Русская артиллерия по дороге в Ляоян. Источник:

Порочная, нарочито оборонительная стратегия генерала Куропаткина заставляла русскую Маньчжурскую армию все время выворачивать голову к западу. В штабе Куропаткина больше следили не за перемещениями японских войск, а за собственной железной дорогой, в надежде быстрей усмотреть — сколько еще там подвезли войск по Транссибу?

Если бы русский главнокомандующий не озирался на запад, а энергично собирал воедино наличные силы и средства, то за два месяца паузы в военных действиях на реке Ялу была бы собрана мощная группировка не менее 100 тысяч штыков и 250 орудий. Эту концентрацию сил и средств можно было создать, не отводя войска от Владивостока, и даже не собирая все русские подразделения в Маньчжурии без изъятия.

Бурная и широкая река Ялу сама по себе представляла удобный оперативно-тактический ТВД для маневренной обороны. Помимо этого у русских имелись на Ялу заранее укрепленные позиции, которые за два с половиной месяца до подхода 1-й армии Куроки можно и нужно было значительно удлинить и эшелонировать.

Стратегическая близорукость и тактическая бескрылость Куропаткина привели к тому, что командующему русским заслоном на реке Ялу,

генералу М. И. Засуличу пришлось в итоге сражаться против втрое сильнейшего противника. Правда, нужно подчеркнуть, что сражался Засулич из рук вон безобразно, потеряв в оборонительном сражении на заранее укрепленной позиции в два раза больше солдат, чем форсирующие реку и атакующие японцы.

Оборонительные редуты инженера Величко

Местность у Ляояна была почти идеальной, чтобы измотать, обескровить наступающих японцев, а затем мощным контрударом сокрушить их. Талантливый военный инженер К. И. Величко, создатель тактики использования войсками так называемых инженерных плацдармов, сумел воздвигнуть под Ляояном подлинную полевую цитадель.

Были отстроены две оборонительные позиции: главная (расположенная ближе к городку Ляоян) и 2-я (передовая). Передовая позиция предоставляла возможности для маневренной обороны, а основная позиция была фактически полевой крепостью, поскольку прежний, еще китайский укрепрайон с фортами и люнетами был дополнен развитой системой траншей, окопов, блиндажей, ходов сообщения. На этой позиции при грамотном, инициативном командовании можно было сдержать армию вдвое больше той, которая угрожала войскам генерала Куропаткина.

Впрочем, силы и средства русской Маньчжурской армии под Ляояном не уступали японским. К началу основной фазы битвы, то есть к 17 августа 1904 года численность русской ляоянской группировки достигла 180 тысяч человек при 644 орудиях.

Таким образом, общее соотношение сил и средств было ощутимо в пользу русских (особенно, если учесть, что именно японцам предстояло идти на штурм заранее подготовленных оборонительных позиций). Русские преобладали по пехоте в соотношении — 1,4: 1, по артиллерии — 1,3: 1. При таком раскладе сил, если бы Маньчжурской армией командовал инициативный, решительный полководец, подобный Александру Суворову или Паулю фон Гинденбургу, от мощи японской экспедиционной армии к концу битвы остались бы только воспоминания.

Черное солнце Ляояна

Отступая к Ляояну, русские войска повсюду добровольно оставляли позиции. Через некоторое время процесс бесконечного отступления стал не только средством передислокации войск, но и образом мышления близкого по духу к Куропаткину армейского генералитета. О боевом духе этих вождей «русского христолюбивого воинства» можно судить по донесению в штаб армии генерала А. А. Бильдерлинга, командующего Восточной группой войск.

«Убедительно прошу, разрешить мне снять утомленные войска с позиций, — пишет доброхотный генерал, явно перепутавший войну с маневрами под Петербургом, — и без боя, в виде обыкновенного марш-маневра, отвести их на указанные нам позиции под Ляояном. Поведу войска с музыкой, с песнями, весело, не торопясь, и надеюсь привести их бодрыми, сильными духом для решительного сражения».

Музыка, песни, веселые марш-маневры завершились для русских 11(24) августа 1904 года, когда передовые части маршала Оямы начали артиллерийский обстрел русских позиций на дальних предместьях Ляояна, а затем стремительным броском захватили несколько высот.

На следующий день Ояма решил усилить натиск, однако допустил крупный просчет. Японская Гвардейская дивизия попала под мощный фланговый удар резервного полка 3-го Сибирского корпуса. Ударом в штыки русские опрокинули гвардейцев микадо и обратили в бегство.